Власть волшебства - Страница 18

Он рассматривал этот странный новый мир, перемещался по нему, одновременно перемещаясь по залу с кроватями. Он существовал сразу и там и тут, там — лишь какой-то небольшой частью себя, и при этом он понимал, что мог бы наверное, вовсе уйти из человеческого мира, перестать присутствовать в мире людей в качестве существа, имеющего физическое тело — но не делал этого, потому что человеческий мир оставался пока единственной привязкой, связью между тем Дэвидом, который жил раньше и тем Дэвидом, который начинал жить сейчас; человеческий мир служил точкой опоры, единственным известным ориентиром. Все остальное было неизвестным — реальность «магического пласта», усложненная тем новым измерением, которое открылось благодаря Имени, выглядела совершенно иначе. Более того, назвать «пластом» ее можно было лишь условно — на деле этот пласт дробился на множество слоев и подуровней, замкнутых пространств, которые, как пузыри, помещались в больших пространствах, накладывались друг на друга и пересекались, не теряя при этом своей целостности... Дэвид заговорил с другими учениками — они пребывали в такой же растерянности, как и он, также пытались освоиться в новом мире, как-то соотнести его с тем, что было известно прежде... Состояние некоторых было близко к шоку: уроженцы Темных Земель, привыкшие жить по принципу «ешь других, или сожрут тебя», они не могли и представить, что понятия добра, блага, справедливости имеют вполне объективный характер. Но здесь, в мирах Света, дело обстояло именно так.

Позже, когда проснулись все, появились мастера Обители и отвели учеников в новое общежитие. То, что казалось средних размеров монастырем, обернулось многоуровневым дворцом, целым городом, большая часть которого была скрыта от чужих глаз. Нужно было стать членом братства, нужно было иметь Имя, чтобы увидеть эту, подводную часть айсберга. В мире людей для учеников второй ступени существовал свой двор, свои здания и тренировочные площадки, но основная жизнь учащихся проходила вовсе не там, а в иной, нечеловеческой, полнящейся светом и радостью, реальности, к которой они стали причастны после инициации в Храме. Эта реальность — соцветие миров и хрустальная паутина сил в недрах Стихии — именовалась арайделинг, «внутреннее пространство».

Следующие полгода пролетели незаметно. Жизнь была насыщенной до предела. То, чем они занимались раньше, начало приносить свои плоды — и главное, становилось ясным, какого рода эти плоды и на что они похожи. Послушание, в обычном мире казавшееся унизительным, в арай-делинге Света представляло собой способ формирования связей в согласии с законами и принципами этой высшей реальности. Отказ от своей воли означал лишь отказ от желаний, с которыми человек, не имевший Имени и не достигший еще должной глубины самопознания, слишком легко свою волю отождествлял; правда же состояла в том, что у него вообще не было никакой воли, которую он в полной мере мог бы назвать «своей». Положим, кому-то захотелось выпить вина — разве этот человек решал, что в такой-то момент времени в нем появится это желание? Оно просто возникло в нем — и все: и вот, он уже имеет дело с его следствиями, подавляет желание или пытается найти способ удовлетворить его, но в любом случае причина возникновения желания остается неизвестной, ее никто не ищет. Он хочет вина, но стремился ли он испытать это желание? Стоит задуматься над этим простым примером, чтобы понять, насколько смехотворными были претензии людей на что-то «свое». И — так во всем. К удивлению и ужасу новых членов братства с каждым днем все яснее открывалось, что ранее они — казалось бы столь самостоятельные и независимые — самим себе вовсе не принадлежали. Источники человеческих желаний лежали вне людей. Стороннее действие — внешняя сила, приложенная к человеку, субъективно переживалась последним как внезапно возникшее влечение. Точно таким же образом в иных случаях (при приложении иных внешних энергий, с иной частотой и интенсивностью) возникала боль или появлялись восприятия цветов и звуков. Восприятие человека прелагало сигнал, пришедший извне, в ту или иную форму, свойственную человеческому виденью мира — но ни восприятие, ни его субъект уж конечно не являлись тем, что служило источником сигнала.

Отказываясь от привычных желаний, новые члены братства просто отказывались принимать сторонние энергии в качестве «своих». Большая часть этих сторонних энергий была замутнена и искажена, она вносила разлад в человека, хотя разобраться где что, где доброе и где дурное, непосвященному было практически невозможно. Поэтому нужно было отвергать, по возможности, все, и лишь после того, как была проведена инициация в Храме и началось медленное и болезненное прозрение, ученики начали приобретать способность различения.

Если первые полгода были подготовкой к инициации, то вторые — целиком посвящены освоению того нового мира, который открылся ученикам, привыканием к нему и выработкой способностей и навыков, позволяющих свободно в нем действовать и пользоваться тем совершенно новым волшебством, которое этот мир предлагал. Обучение велось как в мире людей, так и в арайделинге Света, а иногда — сразу и там и там. Не было массовых занятий, с каждым работали сугубо индивидуально, в крайнем случае — парами, и иногда количество учителей даже превосходило число учащихся — мастерам Обители помогали ангелы и духи света. В течение второй половины года многое изменилось, в первую очередь — в отношении самих учеников к Обители. Ослабла, а у многих — и вовсе пропала какая-либо настороженность, статус мастеров значительно повысился — уже не как внешне навязываемый авторитет, а как естественное движение сердца. Им показали совершенно иной, новый мир; и увиденное, складываясь с тем, что ученики знали раньше, меняло всю картину в целом. Они были растеряны, дезориентированы, лишены привычной опоры, их система ценностей медленно, но верно ломалась — и в этой ситуации лишь мастера, которые ввели их в этот необыкновенный новый мир, могли стать той опорой, на которую можно было положиться, потому что больше полагаться им было просто не на кого. Когда исследуется некое новое внешнее пространство, человек может сохранить в неприкосновенности пространство внутреннее, но здесь «внешняя» реальность стихии в равной степени была также и «внутренней» реальностью самого человека. Система убеждений, принципы отношения к другим людям и к окружающему миру менялись — они не могли не меняться, потому что часть той новой реальности, в которую ввели их, и была реальностью идей, многоуровневым пространством, образованным сложными конструктами смыслов. Рассказать, что они видели и переживали там, почти невозможно: в человеческом мире нет аналогов, даже самых отдаленных, с которыми можно было бы сравнить то, что они видели и чем учились пользоваться.